Алкогений: Олег Григорьев. Олег григорьев, стихи и портрет "под мухой" Маленькое четверостишие олега григорьева

Давно у меня живёт его книжка, одна из моих любимых. А тут попался документальный фильм о нём, очень хороший фильм. Вот - делюсь прекрасным - и стихами, и фильмом.

...................

Люди от звёзд происходят,
Потому вертикально и ходят.
Звёзды людей притягивают,
Земля сплющивает,
А звёзды растягивают.

На боку кобура болталась,
Сзади шашка отцовская звякала.
Впереди меня всё хохотало,
А позади всё плакало.

.................

Однажды Серёжа и Оля
Попали в магнитное поле.
Напуганные родители
Еле их размагнитили.

А вот фильм.
(видео взято у lukomnikov_1 в post

Я взял бумагу и перо,
Нарисовал утюг,
Порвал листок, швырнул в ведро -
В ведре раздался стук.

……………………..

На заборе валенки
Вверх ногами сохли.
Значит, эти валенки
Вниз ногами мокли.

…………………………

Петров лежал с открытым ртом
В фуфайке на спине,
И сверху вниз кубинский ром
Лить приходилось мне.

………………………..

Сказал я девушке кротко:
– Простите за нетактичность,
Но бюст ваш, и торс, и походка
Напомнили мне античность.
Она в ответ мне со вздохом:
– Простите, но ваше сложение
Напомнило мне эпоху
Упадка и разложения.
……………………….

Дети кидали друг в друга поленья,
А я стоял и вбирал впечатленья.
Попало в меня одно из полений –
Больше нет никаких впечатлений.
…………………………

Ездил в Вышний Волочок,
Заводной купил волчок.
Дома лёжа на полу
Я кручу свою юлу.
Раньше жил один я воя,
А теперь мы воем двое.

ЧТО ЛУЧШЕ?

Как вы думаете,

Где лучше тонуть?

В пруду или в болоте?

Я думаю, что если тонуть,

Так уж лучше в компоте!

Хоть это и грустно,

Но по крайней мере вкусно!

Прохоров Сазон

Воробьев кормил.

Бросил им батон -

Десять штук убил.

ПАЛЬТО

Я сам себя в пальто одел

И рукавом свой нос задел.

Решил пальто я наказать

И без пальто пошёл гулять.

Мой приятель Валерий Петров

Никогда не кусал комаров.

Комары же об этом не знали

И Петрова часто кусали.

Пойду домой, пожалуюсь маме,

Что луна зажата двумя домами.

Откройте дверь на минутку,
Осы зажалят нас!
- Пустишь вас на минутку.
А вы просидите час.
…………………………….
Идём отрядом дисциплинированно,
Будто вся улица заминирована.

Что, если мир раскрутить посильнее?
- Подумай о бабушке, что будет с нею.

……………..

Съел я обеда две порции,
У меня исказились пропорции.
………………………..

На табурете - батурете
Сидели дети - одурети,
Болтахая ногами ногими,
Матахая руками многими.

Четверорукими ногами
Макака к дереву идет,
Четвероногими руками
Она бананы с веток рвет.

В ЧУЛАНЕ

Посиди в чулане -

И как можно длительно:

Серый город станет

Просто ослепительный.

…………………..

Сиял стакан в руке Ивана
К Ивану близилась нирвана.

……………………………….

Чтобы выразить все сразу, кулаком я бью по тазу.

……………………………………

………………………………………

Полосатая оса
Прямо из варенья,
Залетела мне в глаза,
Нужные для зренья.
……………………………………….

К себе домой из дальних стран
Спешила эта птица
Через пески и океан,
Чтоб дома расшибиться.

Я спросил электрика Петрова:
- Для чего ты намотал на шею провод?
Петров мне ничего не отвечает,
Висит и только ботами качает.
………………………..

Я ударился об угол.
Значит, мир не очень кругл.

ЛЕСТНИЦА

Поднимаясь по лестнице домой, Петров насчитал восемь ступенек, спускаясь по лестнице

вниз - насчитал только семь.

"Непорядок",- решил Петров и обратился к дворнику.

Этого не может быть,- сказал дворник и поднялся на восемь ступенек вверх.

А теперь вниз,- сказал Петров.

Раз,- считает дворник,- два, три, четыре, пять, шесть, семь... Что такое? Где же восьмая ступенька?..

Непорядок,- решил он и обратился к милиционеру.

Сейчас разберёмся, - сказал милиционер. -Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь,- и забрался на лестницу.

А теперь вниз, - сказал дворник.

Раз, - считает ступеньки милиционер, - два, три, четыре, пять, шесть, семь...Что за непорядок? Где восьмая ступенька?

Вызвали главного инженера-строителя.

Не может быть,- сказал инженер-строитель.- Тут, вероятно, вы делаете какую-то ошибку,- и поднялся на восемь ступенек вверх.

А теперь вниз,- сказал милиционер.

Раз,- считает ступеньки инженер-строитель, -два, три, четыре, пять, шесть, семь... Что такое? - сказал он.- Это у нас в проекте не предусмотрено.

Решили снести лестницу вовсе.

Теперь, когда Петров идёт домой, он подпрыгивает на восемь ступенек вверх, а когда выходит из дома, прыгает на семь ступенек вниз.

.....................................

и ещё мультик по О.Григорьеву

................

(из Википедии)
Олег Евгньевич Григрьев (род.6 декабря 1943, Вологодская область, РСФСР, СССР, умер 30 апреля 1992, Санкт-Петербург, Россия) - советский поэт и художник, представитель ленинградского андеграунда. Член ПЕН-клуба.

Григорьев Олег Евгеньевич был очень обаятельным человеком, которого отличал острый ум и трезвость суждений. За всю жизнь этот человек попробовал себя в различных сферах. Он работал и музыкантом, и художником, и писателем. Особенно хорошо у него получалось писать детские произведения.

Первый детский сборник под названием «Чудаки», написанный Олегом Григорьевым вышел в 1971 году. В нем он показал веселых, шкодливых и наполненных жизнью героев. Стихи поэта полюбились и студентам, и школьникам, и даже самым маленьким детям.

Творчество Григорьева О.Е. всегда было близко к фольклору. Многие стихотворения, известные ныне как «творчество народа», были созданы именно Олегом Григорьевым.

Следующая книга писателя «Витамин роста» не вызвала такого бурного одобрения. Власти посчитали ее опасной для молодежи, хотя написана она была весело и безобидно. К сожалению, этот сборник так и не опубликовали. Этот момент стал переломным в жизни писателя, так как он отчаянно нуждался в поддержке, которой так и не получил.

Творчество Григорьева всегда было оригинальным. Стихи всегда создавались на основе каких-то нереальных событий. В них присутствовало много черного юмора и упоминаний смерти в различных ее проявлениях.

Не многие современники Григорьева О.Е. могли назвать его одним из самых лучших писателей своего времени. Однако в настоящее время его стихи становятся все более популярными.

Пьем, пытаясь не упасть, мы бутылка за бутылкой. Есть хотим, да не попасть ни во что дрожащей вилкой.

Олег Григорьев был, как говорится, талантлив во всем. Он учился в Академии художеств, свой хит про электрика Петрова сочинил еще в 16 лет, имел превосходный слух и отлично разбирался в классической музыке. Но из академии его отчислили за художества самодеятельного характера: «формализм», насмешливость и скандальность (сочинил издевательскую поэму «Евгений Онегин на целине» и периодически отказывался выполнять задания, которые казались ему бессмысленными).

Умение точно воспроизводить оперные арии никогда особенно не котировалось на рынке труда, а его хулиганские стишки об абсурдной советской действительности могли вызвать профессиональный интерес лишь у органов безопасности, но никак не у издателей. Единственным шансом для него было повторить финт своих прямых литературных предков - обэриутов Хармса, Олейникова и Введенского. Все они сочиняли стихи для детей и пусть зарабатывали хуже, чем писали, но на жизнь хватало.

Однако спрятаться, казалось бы, в тихой и уютной нише детской литературы не получилось. После выхода своей первой книжки «Чудаки» Григорьев, приняв участие в стихийно возникшей потасовке, оказался в суде и был обвинен не только в хулиганстве, но и в тунеядстве.

С помощью этой же статьи десятью годами ранее советская власть «сделала биографию нашему рыжему» - Иосифу Бродскому. Но у Григорьева не нашлось авторитетных защитников, да и международная общественность как-то проморгала очередной случай нарушения прав творческого человека в «империи зла».

Григорьев посчитал, что «внутренняя эмиграция» - единственная возможность существования в СССР. Эмиграция эта подразумевала асоциальное поведение и запойный алкоголизм.

Такую модель поведения в Союзе избрало немалое количество людей. Пьянство в интеллигентных кругах считалось занятием почтенным и оправданным. Были гениальные алкоголики: Высоцкий, Венедикт Ерофеев, - к ним народ относился с нежностью, пониманием и искренней любовью. Но и к их числу Григорьев не принадлежал. Его стихи радостно пересказывали друг другу, не особо задумываясь, как и где живет их автор.

Поэта отправили на два года в ссылку. Там он писал, как утверждают некоторые его знакомые, не только стихи, но и замечательную прозу, которая впоследствии загадочным образом пропала и не найдена до сих пор. Надежда обнаружить ее все еще остается: многие специально крали у Григорьева рукописи, потому что у него была дурная привычка забывать их у случайных собутыльников, которые, вероятно, пускали шедевры на козьи ножки.

Вторая детская книжка Григорьева, по легенде, случайно попала к внуку члена Политбюро. Отдыхавший после тяжелого дня дедушка был потревожен диким хохотом ребенка и поинтересовался его причиной, а услышав четверостишие:

Ну, как тебе на ветке? -Спросила птица в клетке. - На ветке как и в клетке, Только прутья редки», -

схватился за сердце и телефонную трубку.

Григорьевым занялись начальники детской литературы Михалков и Алексин. Последовала разгромная статья в «Литгазете», и о вступлении в Союз писателей можно было не мечтать. Следующий сборник Григорьева для подрастающего поколения вышел только после начала перестройки, а в 80-х его стихи лишь изредка попадали в детские журналы: «Мурзилку» и «Веселые картинки».

Воспоминания о жизни Григорьева отличаются редким стилистическим единообразием: «В углу на матрасе ворочался кто-то непонятный. Бомжацкого вида мужик возил­ся со сломанным теликом. В квартире не было ничего - мебели, стульев, посуды. Сидели на полу. „Все пропил!“ - бод­ро сообщил хозяин».

В 80-х поэт еще раз побывал на скамье подсудимых, затем оказался в психиатрической лечебнице. Составитель самой полной посмертной книги Григорьева Михаил Яснов заметил, что его судьба «типична для российского поэтического быта»: «Бедолага, пьяница, головная боль милиции и восторг кликушествующих алкашей. Почти бездомный, разбрасывающий стихи по своим временным пристанищам, он был человеком светлого ума… В трезвые минуты - обаятельный, умный, ироничный собеседник; в пьяные - чудовище, сжигающее свою жизнь и доводящее до исступления окружающих».

Но в своих стихах Григорьев «уловил и сформулировал накопившийся в обществе идиотизм, который на разных уровнях стал результатом тоталитарной государственной системы». А по мнению Евгения Евтушенко, «его стихи как исторические документы помогают понять, почему все-таки рухнул Советский Союз».

Последний конфликт с системой у Григорьева случился уже после его смерти. Он умер во время майских праздников, когда все его поклонники и знакомые были на митингах или на дачах. Тело Олега Григорьева пролежало в морге неделю. Его похоронили 8 мая 1992 года после отпевания в Спасо-Преображенской церкви, в которой когда-то отпевали Пушкина.

Гений против употребления

1943 - 1969 Появился на свет в 1943 году в Вологодской области. Вернувшийся с фронта раненым отец беспробудно пьет, и мать, утомившись от жизни с алкоголиком, решает уехать с детьми в Ленинград. В детстве Григорьев много рисует, но большинство его рисунков не сохранилось: каждый год во время навод­нения вода заливала подвальную комнату, где Олег жил с матерью и братом. После школы Григорьев поступает в Академию художеств, но вскоре его отчисляют. Работает сторожем, кочегаром, дворником. Пишет, пьет.

1970 - 1974 В 1971 году в издательстве «Детская литература» выходит первая книжка Григорьева - «Чудаки». Книжка становится популярной, по двум ее сюжетам сняли серии для «Ералаша». После случайной потасовки он попадает на скамью подсудимых, его обвиняют в тунеядстве и отправляют на два года в ссылку - на родину, в Вологодскую область. Там у него меньше возможностей злоупотреб­лять алкоголем, и в родном климате он вылечивается от полиартрита. Из ссылки он привозит новые стихи, загадочно пропавшую впоследствии прозу и огромную коллекцию северных бабочек, также впоследствии то ли пропитую, то ли украденную собутыльниками.

1975 - 1981 Григорьев работает кем попало: почталь­оном, разнорабочим в доке, прессовщиком на заводе, вахтером. Сочиняет стихи, но многие теряет, забывая рукописи у знакомых, собутыльников. В 1981 году выходит вторая книга Григорьева - «Витамин роста». Поэт попадает в жесточайшую опалу. Сергей Михалков и Анатолий Алексин делают все, чтобы уничтожить Григорьева как профессионального литератора.

1982 - 1988 Григорьев достигает в процессе саморазрушения совершенства: периодически живет в абсолютно пустой квартире: вся мебель пропита. В 1985-м композитор Леонид Десятников пишет одноактную оперу для детей «Витамин роста» по книге Григорьева.

1989 - 1992 В 1989-м выходит третья книга - «Говорящий ворон». В том же году за оскорбление участкового милиционера чуть не получает новый срок, но за него заступаются многие литературные деятели. Затем оказывается в психиатрической лечебнице, а его дочь - в детдоме. В начале 90-х Григорьев становится очень популярным, его принимают в ПЕН-клуб и в Союз писателей, но уже через полгода он умирает от прободения язвы желудка.

Когда умирает поэт, современники с мистическим страхом и тайным сладострастием перечитывают его стихи, ищут предзнаменования, а то и точные описания предчувствуемой смерти. Ищут и находят даже в строках, которые при жизни автора смешили до слез. И оказывается, что ничего смешного-то и не было, а была невыносимая легкость такого хрупкого бытия.

Стою и внимаю с ужасом:
В какую оргию втянут я.
Ведьмы терзают меня и кружатся,
Открылась рана полузатянутая.
Надо бы рану перевязать
И «Скорую помощь» вызвать.
Кончили ведьмы меня терзать,
Принялись кровь зализывать.

Так все и получилось в реальности, в ночь на 1 мая, Вальпургиеву ночь ведьминского шабаша. В мастерской на Пушкинской улице, на очередном застолье, открылось желудочное кровотечение. «Скорую» вызвали, но даже врачи в больнице помочь не успели. В Петербурге умер поэт и художник Олег Григорьев.

Смерть прекрасна и так же легка,
Как вылет из куколки мотылька.

Олегу Григорьеву было 48 лет, и по возрасту он вроде бы успевал в «шестидесятники», но на самом деле существовал, как существует Алексей Хвостенко, вне любого поколения. И любили его все, независимо от возраста. Любили другие «шестидесятники» за то, чего не хватало им самим: легкости, беззаботности, детскости, отрешенности от поколенческих разборок. Любили и считали своим, иллюстрировали его стихи художники-«митьки». Григорьев, конечно же, был настоящим митьком, который никого не хочет победить, всегда страдает, но на жизнь не в обиде.

Крест свой один не сдержал бы я,
Нести помогают пинками друзья.
Ходить же по водам и по небесам —
И то и другое умею я сам.

Его любили и считали учителем панки и рокеры 80-х, которым был близок знаменитый черный юмор Григорьева, адекватный панк лозунгу «ноу фьюча», «никакого будущего».

Девочка красивая
В кустах лежит нагой.
Другой бы изнасиловал,
А я лишь пнул ногой.

Его любили советские дети, выросшие и растущие на его стихах, хотя за 25 лет вышли только три книжечки поэта: «Чудаки» (1971), «Витамин роста» (1980, эту книгу Сергей Михалков объявил для детей «вредной») и «Говорящий ворон» (1989). Вы, наверное, все помните:

— Яму копал?
— Копал.
— В яму упал?
— Упал.
— В яме сидишь?
— Сижу…

И, как ни напыщенно звучат эти слова, Олега Григорьева, не догадываясь о том, любил советский народ. Его четверостишия гуляли по школам и казармам, институтам и заводам как анонимные фольклорные произведения.

Я спросил электрика Петрова:
Для чего ты намотал на шею провод?
Петров мне ничего не отвечает,
Висит и только ботами качает.

Чернушные строки о повесившемся электрике стали такой же эмблемой подпольного кинизма зрелого застоя, как и проза Венички Ерофеева, «Максим и Федор» Владимира Шинкарева или рок-миннезанг Майка Науменко. Умер Веничка, умер Майк, умер Олег Григорьев. В 1960-м его выгнали из Средней Художественной школы, как выгнали оттуда за «формализм» и неуспеваемость многих талантливейших художников от Александра Арефьева до Геннадия Сотникова. В начале 1970-х Григорьева посадили в первый раз, на два с половиной года отправив «на химию».

С бритой головою,
В форме полосатой
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой.

В конце 1989-го, в разгар перестройки его посадили снова, обвинив в нападении на участкового. Надо было видеть рядом здоровенного милиционера, поспешившего зафиксировать у врача следы ногтей на щеке, и низенького, тщедушного, больного Григорьева. После полугодового заключения в «Крестах», выставки митьков «Сто картин в защиту Олега Григорьева», после сбора подписей среди деятелей культуры и условного приговора он оказался на свободе, и дай Бог, чтобы это был последний в России суд над поэтом. За что сажали? За неприспособленность к полицейско-коммунальному быту, за нестандартность и свободу, что на официальном языке именовалось злостным хулиганством.

Разбил в туалете сосуд —
Соседи подали в суд.
Справа винтовка, слева винтовка,
Я себя чувствую как-то неловко.

А пресловутое столкновение с участковым Григорьев тоже описал заранее, словно знал наперед все свое будущее от похмельных мелочей до страшного конца.

Ем я восточные сласти,
Сижу на лавке, пью кефир.
Подошел представитель власти,
Вынул антенну, вышел в эфир.
— Сидоров, Сидоров, — я Бровкин,
Подъезжайте к Садовой, семь.
Тут алкоголик с поллитровкой;
Скоро вырубится совсем.
Я встал и бутылкой кефира
Отрубил его от эфира.

Киник, дзэн-буддист или мудрый пьяница — неважно, как называть его. Он создал свой жанр афористичного, парадоксального, псевдонаивногостихотворения, восходящего и к частушке, и к хокку.

Окошко, стол, скамья, костыль.
Селедка, хлеб, стакан, бутыль.

Если верить стихам, он не боялся смерти, беседовал с ней и вглядывался в нее с интересом босоногого философа.

Залез на столб я смоляной
Со страшным знаком смерти…
Коснулся проводов рукой…
И ничего, поверьте!

Он писал вроде бы о пустяках, о застолье, об ушедшей жене, об участковом, о соседях, высыпавших в чужой суп пачку соли. Но в кухню Григорьева залетал гений, которого он ловил сачком и отрывал крылышки: «Теперь мы с гением братья». А у веселых человечков оказывалась содранной кожа.

В окне стоит человечек
И от боли корчит рожу.
А может, за ним другой человечек
Снимает с этого кожу.

Его стихотворения настолько самодостаточны, что все рассуждения просто неуместны. В самом деле,

Жили мы тесным кругом.
Стоя на двух ногах,
То, что хотели сказать друг другу,
Было выколото на руках.

Так и стихи Олега Григорьева — не сонеты и не хокку, а татуировки на теле времени, граффити на заборе. Да будет земля ему пухом.

Русский пьющий поэт.

Начинал как художник, но был изгнан из художественной школы при Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина (ныне - Академия художеств) в Ленинграде.

О.Е. Григорьев работал сторожем, кочегаром, дворником и т.п.

В 1961 году сочинил четверостишие: «Я спросил электрика Петрова…». Подобные вирши получили в народе название «садистских стишков».

«Автор «Я спросил электрика Петрова, ты зачем надел на шею провод» (да, да, у этого шедевра есть автор!) дивный поэт и художник Олег Григорьев сидел за тунеядство и был всячески гоним. Зато всего через десять лет после смерти в 2002 году удостоился мемориальной доски.
Там сказано, что в этом доме он жил.

А надо было на ней написать одно из его самых дивных стихотворений:

Посиди в чулане –
И как можно длительно:
Серый город станет
Просто ослепительный».

Гарбер Н.М., Как писать в XXI веке?, Ростов-на-Дону, «Феникс», 2013 г., с. 329.

«… поэт Олег Григорьев, талантливый последователь Хармса и обериутов , - показательный пример спивающегося русского писателя. Мы об этой очень распространённой стезе не говорили, поэтому биографию Григорьева я приведу чуть подробней.
В юности он «не отстоял себя как живописца» и в начале шестидесятых был изгнан из художественной школы при Академии художеств. Изгнали его за то, что рисовал не то и не так, был насмешлив и скандален, имел особый взгляд, улавливающий смешную и трагичную алогичность жизни.
Вообще человек был талантливый - в частности, имел тонкий музыкальный слух и мог виртуозно воспроизводить арии из опер. Сочиняя стихи, вживался в роль, как Аркадий Райкин , но был ребёнком и чудаком по природе - с таким взглядом жил и писал.
В итоге несовместимости этого взгляда с советской властью Григорьев работал сторожем, кочегаром, дворником, стал поэтом, сочинил «детское народное» стихотворение про электрика Петрова, а в 1971 году выпустил первую книжку детских стихов и рассказов под названием «Чудаки», ставшую популярной.
По нескольким её произведениям сделали выпуски журнала «Ералаш», а многие стихи вошли в питерский городской фольклор. Григорьев видел взрослых глазами детей, и детей глазами взрослых, что обеспечивало ему популярность у обеих сторон.
Миниатюрный формат стихов легко запоминался, частушечная парадоксальность цепляла, а правдивость описания накопившегося в обществе идиотизма - подкупала:

«Ты просто трусиха.
Здесь нет никого,
Спокойно и тихо.
Дрожать-то чего?»
Так папа сказал...
Но, выйдя из зала,
И папа дрожал,
И мама дрожала.

Тем не менее - или именно поэтому - в начале 1970-х Григорьев был осуждён на два года «за тунеядство» и отправлен на принудительные работы - строил комбинат в Вологодской области. Григорьев говорил, что в любом стихе должна быть «сила удара», иначе он станет бесконечно слабым.
Его поэзии это не грозило - из Вологодской ссылки, кроме увлекшей его там коллекции бабочек, он привёз стихотворение:

«С бритой головою,
В форме полосатой,
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой».

Его освободили досрочно, в 1975-м он уже принимал участие в известной выставке в ДК «Невский», но всё равно начал пить и становится несовместимым не только с социальной жизнью, но и с бытовой.
Тем не менее, в 1981 году в Москве вышла вторая его детская книга - «Витамин роста». Однако стихи из неё вызвали негодование у некоторых представителей официальных литературных кругов, в частности у Сергея Михалкова .
Григорьев, сам того не ведая, показал стереотип мышления апологетов тоталитарной системы и то, как легко и весело он разрушается. В итоге Олег не прошёл в Союз писателей СССР, а затем в «Комсомольской правде» вышла статья «В чём повинны воробьи?», подвергающая Григорьева наряду с двумя другими поэтами резкой критике.
И хотя в 1985 году Леонид Десятников написал одноактную классическую оперу для детей «Витамин роста», в 1988 году был снят одноименный мультфильм, а в 1989-м вышла новая книга Григорьева «Говорящий ворон», «эффект Левши» был уже непреодолим - Олег пил:

Как вы думаете,
Где лучше тонуть?
В пруду или в болоте?
- Я думаю, что если тонуть,
Так уж лучше в компоте!
Хоть это и грустно,
Но по крайней мере вкусно!

В том же 1989 году поэт получил вторую судимость («за дебош и сопротивление милиции»), однако защита писателей снизила кару до условного срока.
Пьянство неотвратимо продолжилось, и в 1992 году Григорьев умер от прободения язвы желудка, опровергнув собственное стихотворение:

«Смерть прекрасна и так же легка,
Как выход из куколки мотылька».

Гарбер Н.М., Как писать в XXI веке?, Ростов-на-Дону, «Феникс», 2013 г., с. 360-362

О.Е. Григорьев повлиял на то, что питерские «митьки» называют своим творчеством…